Мать прилагает все силы, чтобы развить его способности и интеллект, и у детского организма есть три выхода: первый заболеть или умереть, чтобы не загрязнить душу, второй подсознательно перекрыть развитие памяти, способностей и интеллекта, третий развивать низшие слои духовности, способности и интеллект за счет деградации высших духовности, благородства и порядочности. Низкий голос прорезал тишину: — Лорд Азриел уже прибыл, Рен? Это был голос магистра. Она много раз видела те же слова отпечатанными на своем собственном теле, как штамп службы санитарного надзора за качеством пищевых продуктов. Кроме меня, ни у кого недоставало доброты хотя бы назвать его грязным мальчишкой да уговорить его раз в неделю умыться; а дети его возраста редко питают естественную склонность к мылу и воде. Не случайно несколько тысяч человек, спонтанно излечившихся от рака, имели значительные изменения в своей судьбе.
Я «не позволял своей любви высказаться вслух»; однако, если взгляды могут говорить, и круглый дурак догадался бы, что я по уши влюблен. Будильник больше не звонил, миссис Дюбоз просто говорила — хватит, отпускала нас, и, когда мы возвращались домой, Аттикус уже сидел в качалке и читал газету. Весь мир — страшный паноптикум, где все напоминает, что она существовала и что я ее потерял. Каждый из хоббитов увидев в своем воображении Всадников в плащах с капюшонами и башмаках. А для этого нужно увеличивать любовь в своей душе и душе мужа. Бродяжник велел им спрятаться в чаще у дороги, а сам отправился вперед на разведку.
Почувствуйте, для чего все это было нужно? Чтобы жить не мужем, не детьми, а любовью. И есть еще третий аспект это негатив, сброшенный на потомков.
Куртис! Соедини меня с кабинетом губернатора! Бездомные, которых мы выкурили изпод земли в районе Центрального парка, учинили мятеж. Ага, – усмехнулся Сергей, – особенно удивительна их миграция в столичные рестораны. Взглянув на нее мельком, Анна протянула карточку назад. Сукин сын меня не уважал. Убирайтесь оба! Он осыпал нас руганью и, не дав Линтону опомниться, прямотаки выбросил его в кухню, а когда я пошла за ним, он стиснул кулак — видно, в сильном желании прибить меня. А вы, наставницы, следите за ней: наблюдайте за каждым ее движением, взвешивайте каждое слово, расследуйте каждый поступок, наказывайте плоть, чтобы спасти душу, — если только спасение возможно, ибо это дитя (мой язык едва мне повинуется), этот ребенок, родившийся в христианской стране, хуже любой маленькой язычницы, которая молится Браме и стоит на коленях перед Джаганатом… Эта девочка — лгунья! Затем последовала десятиминутная пауза, в течение которой я, уже овладев собой, наблюдала, как вся женская половина семьи Брокльхерстов извлекла из карманов носовые платки и прижала их к глазам, причем мамаша качала головой, а обе барышни шептали: «Какой ужас!» Мистер Брокльхерст продолжал: Все это я узнал от ее благодетельницы, той благочестивой и милосердной дамы, которая удочерила ее, сироту, воспитала, как собственную дочь, и за чью доброту и великодушие этот злосчастный ребенок отплатил такой черной, такой жестокой неблагодарностью, что в конце концов ее добрейшая покровительница была вынуждена разлучить ее с собственными детьми, чтобы эта девочка своим порочным примером не осквернила их чистоту; она прислана сюда для исцеления, как в старину евреи посылали своих больных к озеру Вифезда. Он начал курить точно так же, как многие другие мальчишки, выуживая сигареты из отцовских пачек «Пэлл Мэлла», стойко принимая побои, когда заставали на месте преступления, считая, что это справедливое наказание за статус, который приобретаешь, когда тебя видят на пересечении Стейт-стрит и шоссе сорок девять — ты стоишь с торчащей в уголке рта сигаретой, подняв воротник куртки, подпирая плечом телефонную будку между обрейвилльской аптекой и городским почтовым отделением, и чувствуешь себя в своей тарелке: «Спокойно, крошка, я парень что надо».
Вроде бы единая структура опять распалась на два потока — на будущее с темой идеалов, справедливости и высших желаний и надежд, и на тему судьбы, связанной с волей, способностями, управлением и опытом прошлого. Оттуда Смитбек вышел в столь памятный для него запыленный коридор. В этом плане баранина является самым чистым продуктом, а самым грязным — свинина.
http://brysonjordan.wordpress.com
Комментариев нет:
Отправить комментарий